И с этими словами Проходимцев аккуратно оделся, сказал жене:
– До приятного со мною свиданья.
И ушел. Жена равнодушно посмотрела за ним, зевнула и села у окна, сложа руки, ждать мужа.
Проходимцев, пройдя улицы две, постучался в окошко маленького одноэтажного домика. Взлохмаченная голова высунулась в окно, и хриплый тенорок проговорил:
– А, Проходимцев, друг любезный, что так поздно?
– Господину Раскосову почтение, – ответил Проходимцев, – и прошу выйти на улицу по важному и неотложному делу.
– Немедленно? – с некоторым удивлением спросил господин Раскосов.
Проходимцев отвечал:
– Немедленно, и даже сию секунду.
Господин Раскосов зевнул, подумал, скрылся и скоро вышел из ворот. Это был рослый, дюжий молодец с пухлым рябым лицом и светлою трепаною бородкою лопатой. Он был одет в синюю блузу и пиджак.
– Друг ты мне или нет? – спросил Проходимцев.
Раскосов воскликнул:
– Демьян, мне ли не поверишь!
– И сверх того рубль целковый заработать желаешь? – продолжал Проходимцев.
Раскосов просиял и воскликнул:
– Это очень даже можно. Руб целковый – монета уважительная. Это я могу.
– Ноньче ночью мне надо важное дело сделать, – объяснил Проходимцев, – тещу к себе домой водворить желаю, а как она своего согласия не даст, то я намереваюсь переселить ее к любезной дочери, а моей законной жене, на жительство скорым манером. Но как для такого дела нужен товарищ, то я и приглашаю господина Раскосова.
– А в полицию не возьмут? – осведомился Раскосов.
Проходимцев покачал головою.
– Возлагаю надежду на крепость рук и скорость ног.
И приятели отправились, соблюдая молчание.
Было тихо и тепло; в садах за изгородями пахло свежо и нежно, луна подымалась на восток, за домами звучно и скоро лепетала река у плотины, – город спал.
Тещин дом стоял у выгона, второй от конца улицы. Проходимцев и Раскосов остановились под окнами. Проходимцев рассудительно сказал:
– Теперь главное затруднение состоит в том, как попасть, никого не обеспокоив.
Потрогал рамы, – все окна заперты, толкнул калитку, – задвинута. Постоял, подумал и полез через забор. За ним Раскосов.
В будке у ворот яростно залаяла собака, но узнала Проходимцева и успокоилась, – свой. Проходимцев подошел к дому, заглянул в кухню.
– Марфушка спит, – сказал он, – надо ее вызвать.
И принялся громко мяукать и скрести пальцами стекло окна. Кто-то зашевелился за окном. Проходимцев спрягался за угол, Раскосов последовал его примеру.
Окно открылось. Марфа, молодая девица, в одной рубашке, высунулась в окно и сказала, зевая:
– Машка подлая, чего ты скребешься?
Проходимцев выглянул из-за угла.
– Марфуше наше почтение, – сказал он.
За ним высунулся и Раскосов. Марфа вздрогнула.
– О, леший, испугал! – крикнула она. – Что вам тут надо, полуночники?
Свежо и молодо во влажной темноте ночной прозвучал ее голос.
– Мы к вам по делу, прекрасная девица Марфа, – сказал Проходимцев. – Потому, как ваша барыня, а наша любезнейшая маменька желает переехать к нам на жительство, но опасается огласки, чтобы соседи не помешали, а кроме того у нашей маменьки причуды, как у малого ребенка, то маменька нам ноньче и говорят: «Не хочу я к вам ни пешом идти, ни конью ехать, а несите вы меня, как Ольга премудрая Игоревых послов, на моей собственной трехспальной перине». Вот мы и пожаловали, а вы, Марфа прекрасная, извольте отворить нам двери.
Марфа засмеялась.
– Придумаете тоже, – сказала она, – нашли дуру! Так я вам и отворила.
– Известное дело, нашли, – отвечал Проходимцев, – известное дело, отворишь, – семьдесят пять копеек получишь желаешь?
– Обманете? – живо спросила Марфа.
Проходимцев вынул кошелек, отсчитал семьдесят пять копеек, подал Марфе и укоризненно сказал:
– У нас деньги верные, как в казначействе. Мы не затем, чтобы обманывать.
Марфа сосчитала деньги.
– Да мне что ж, – сказала она, – я, пожалуй, и отворю. Мне-то что же!
Она отошла от окна и, звучно-тяжело ступая, пошла к двери. Звякнул запор, с тихим скрипом раскрылась дверь, и, вся белая на ее зияющей темноте, выглянула Марфа.
Проходимцев и Раскосов вошли.
Марфа захохотала, пряча лицо в платок. Все трое отправились в спальню к старухе.
Анна Прохоровна спала, свернувшись комочком на своей широкой перине. Приятели взяли перину, Раскосов в головах, Проходимцев в ногах, и понесли. Старуха проснулась. Забеспокоилась.
– Что такое? – закричала она. – Марфушка, подлая, куда меня волокут? Нешто пожар?
– Ничего, маменька, не беспокойтесь, – ответил Проходимцев, – мы с нашею супругою приглашаем вас к нам на пребывание.
Проворно, почти бегом, вынесли старуху на двор, а потом на улицу. Она кричала:
– Озорники, да что вы делаете? Пустите меня, я домой пойду.
– Никак невозможно, маменька, – говорил Проходимцев, – потому как ваш костюмчик дома остался, и кроме того не извольте кричать, а то соседи увидят вас в беспорядке, и вам будет зазорно.
Старуха захныкала:
– Разбойник ты, креста у тебя на вороту нет.
Но приятели не слушали и быстро мчались со своею ношею по тихим улицам безмолвного городка. Скоро принесли и положили перину со старухою на пол.
– За вашим костюмчиком, маменька, пойду, – объявил Проходимцев.
Рассчитался с Раскосовым и пошел за старухиною одеждою. Старуха плакала. Дочь говорила ей:
– Так как мы вас, маменька, очень любим, то и нет нашего желания жить с вами отдельно. Вам у нас будет, как у Христа за пазухой.