Евгений жестоко смутился, покраснел. Растерянно говорил:
– Нет, я там не бываю. Ты, дядя, не знаешь, – этот ее дядя, нотариус Жглов, это какой-то антик, совершенно дикое существо. У них никто не бывает. Он даже и жениха своей собственной дочери к себе не пускает.
Аполлинарий Григорьевич усмехнулся. Сказал:
– Так ты его побаиваешься? Ну ладно, я и сам познакомлюсь. Меня пустят. И бояться мне нечего.
– Я тоже не боюсь, – с достоинством отвечал Евгений, – но я не хочу нарываться на дерзости и не хочу подводить Шаню под неприятности. Этот дикий человек способен прибить ее.
– Ну, – сказал Аполлинарий Григорьевич, – твоя Шанечка в обиду себя не даст. Только я не понимаю, – раз что ты не бываешь у них в доме, где же ты встречаешься с нею?
Евгений, досадливо и смущенно поеживаясь, говорил:
– Ну мало ли где можно встречаться!
На другой же день Аполлинарий Григорьевич отправился в дом Жглова, знакомиться с Шанею.
Дядя Жглов, по обыкновению, был в конторе.
Шаня была очень удивлена и смущена, когда прочла переданную ей визитную карточку Аполлинария Григорьевича.
С любопытством и с веселою злостью вышла она к нему в гостиную.
Высокий, стройный, белоусый господин в превосходно сидящем черном сюртуке, с цилиндром в обтянутой черною перчаткою левой руке, любезно улыбаясь, подошел к Шане.
– Простите мое нетерпение познакомиться с вами, Александра Степановна, – сказал он. – Я слышал от Евгения о вас так много трогательного и хорошего, что не мог отказать себе в этом удовольствии.
Шаня была в недоумении. Любезность и теплый тон Аполлинария Григорьевича почти подкупали ее, но дрожавшая под густыми, пушистыми усами усмешка опять дразнила ту веселую злость, с которою Шаня готовилась встретить это неожиданное нападение, – ведь она была уверена, что этот человек пришел не с доброю целью.
С любезным и непринужденным видом светской дамы Шаня пригласила его сесть и сказала:
– Вы, конечно, пришли ко мне по поручению Варвары Кирилловны.
Как дикий зверек, почуявший врага, Шаня готова была ринуться в схватку, и ноздри ее раздувались.
Аполлинарий Григорьевич весело подумал: «Ого! кошечка готова показать свои коготки!»
Он любезно засмеялся, непринужденно помахал рукою и сказал:
– Ничего подобного! Терпеть не могу вмешиваться в чужие дела! Я достаточно жил в свете, чтобы знать, что такое вмешательство ни к чему доброму не приводит. И теперь я к вам пришел от себя. Знаете, как говорят мальчики, когда их спрашивают: «Ты от кого пришел?» – «От себя». Вот так и я от себя пришел.
Он опять посмеялся, и Шаня невольно улыбнулась. Но сказала:
– Я знаю, вы все против меня.
Аполлинарий Григорьевич ответил ей с серьезным и значительным видом:
– Уже из того, что я к вам пришел, вы видите, что это не совсем так. И, спеша перевести разговор на менее щекотливую тему, продолжал:
– Моя добрая приятельница, Ирина Алексеевна Манугина, очень хвалит ваше прилежание и ваш тонкий вкус. Надо вам сказать, что я принадлежу к числу горячих поклонников прекрасного таланта Ирины Алексеевны и очень высоко ставлю ее как человека – отзывчивая, в высшей степени добрая и благородная натура. Если можно посещать наш драматический театр и испытывать там моменты высокого художественного наслаждения, то это лишь потому, что там играет Манугина.
Шаня покраснела от радости, слыша похвалы Манугиной.
Разговор перешел на театр, искусство, литературу. В легком, свободном разговоре незаметно пролетело полчаса.
Аполлинарий Григорьевич, прощаясь, сказал:
– Надеюсь, что вы позволите мне иногда заглядывать к вам?
– Пожалуйста, буду очень рада, – сказала Шаня. – Дядя будет очень жалеть, что вы его не застали. Он очень занят в эти часы своею конторою.
Проводила гостя Шанечка и потом долго не знала, хорошо ли она сделала, что была с ним так любезна. Она рассеянно отвечала на расспросы любопытной Юлии.
Аполлинарий Григорьевич прямо от Шани поехал к Варваре Кирилловне, – успокаивать ее.
– Ну вот, я ее видел, – сказал он, входя в гостиную, – видел своими глазами эту пресловутую Шаню.
Варвара Кирилловна и Мария уставились на него любопытными глазами и принялись расспрашивать. Рассказав о своем посещении, Аполлинарий Григорьевич сказал:
– Не бойтесь, – не опасна эта Шанечка. Она не сумеет овладеть им окончательно. До свадьбы дело не дойдет.
– Ну не слишком надейтесь, – недоверчиво сказала Варвара Кирилловна.
Аполлинарий Григорьевич уверенно говорил, с самодовольною миною покручивая седой ус:
– Уверяю вас. Она его сама от себя отвадит. В ней есть довольно прелести, чтобы его любезною быть, но женою… Нет, она совсем не нашего круга.
Варвара Кирилловна вздохнула и сказала:
– Ох, плохое утешение! Бывали примеры, на горничных женились. Я боюсь, что ваш визит только поощрит эту особу, и она теперь еще смелее будет добиваться своего.
Аполлинарий Григорьевич усмехнулся.
– Тем хуже будет для нее самой, – сказал он. – Надо только открыть Евгению глаза на все ее прелести. Когда перед нами есть враг, то надо не пренебрегать им, а хорошенько узнать его и действовать против него его же собственным оружием. Действовать напролом, – это значит только раздражать Евгения. «Где силой взять нельзя, там надобна уловка». И мы с вами условимся вот в чем, – я буду стоять в разговорах с ним за эту девицу, – понимаете? Чтобы с наихудшей стороны подчеркнуть все ее мещанство и невоспитанность. И уж вы не удивляйтесь тому, что я буду ее хвалить: «Не поздоровится от этаких похвал».