Том 3. Слаще яда - Страница 44

Евгений уже собирался уйти. Дал сроку еще пять минут, но только что он вынул часы, как увидел наконец на повороте дорожки двух девушек. Он сразу признал Шаню, не столько по лицу, сколько по всему тому общему, ближе не определимому впечатлению, которое оставила в нем еще тогда, в Сарыни, Шаня и которое теперь вдруг опять ожило в нем.

Шаня шла к нему навстречу торопливо, раскрасневшаяся, радостно-взволнованная. Пришел! Ждет! Помнит ее! И, значит, любит!

Евгений сразу повеселел. Он забыл всю свою досаду. Пошел быстро навстречу Шане. Юлия, чтобы не мешать, свернула на боковую дорожку и села далеко в сторонке. Евгений и Шаня вернулись к мостику. Говорили, смеясь друг другу, не успевая спрашивать и отвечать. Шаня спросила:

– Женечка, по ком ты носишь траур?

Евгений сделал притворно-грустную мину и сказал:

– Отец у меня умер. Еще в ноябре прошлого года.

– Какое горе! – сказала Шаня с простодушным сочувствием. Женя слегка поморщился и отвечал:

– Что делать! Старые всегда умирают раньше молодых. Закон природы.

«Открытый Дарвином», – припомнилось почему-то Шане. Она улыбнулась. Она видела, что Евгений вырос, но не изменился, – это ее радовало и веселило.

– Все тот же барчук изнеженный, – с умиленною ласковостью сказала она.

Евгений смотрел на нее, любуясь ею. Шаня вела себя все так же причудливо, как и в Сарыни. Выросла, похорошела, – и все такая же бойкая, и такие же быстрые, резкие манеры. Это кружило голову Евгению. Многое в Шаниных манерах и теперь не нравилось ему. Но для него было несколько неожиданно, что Шаня одета с таким вкусом, и уже теперь он не решался делать ей замечаний. Это можно будет сказать потом, – думал он, – при следующих встречах. А пока все в Шане веселило его и как-то подбадривало.

Шаня глядела на него опьяненными радостью глазами и восклицала наивно и радостно:

– Господи, сколько времени мы не видались! Как ты похорошел, Женечка!

Евгений самодовольно улыбался. Шаня спокойно и уверенно говорила ему «ты». Он сначала сбивался, – то «вы», то «ты». Шаня сердилась, начинала тоже говорить «вы», – Евгению делалось весело, и он переходил на «ты».

Евгений почти все время говорил о себе. Это была одна из его давних привычек. Шаня слушала его и всматривалась в него с жадным восторгом.

Наконец Шаня решилась напомнить ему о их детской любви, – и он пассивно поддавался ее настроениям, отдавался ее воле, направленной к творению любви.

Шаня робко взглянула на Евгения, сильно покраснела и с волнением, которое ей трудно было скрыть, спросила:

– Помнишь, Женечка, ты обещал на мне жениться?

Евгений снисходительно улыбнулся и промолчал. Подумал: «Ну, еще это мы посмотрим».

Шаня говорила робко и нежно:

– Конечно, я готова отказаться, если ты не хочешь, если ты полюбил другую. Конечно, я тебя никогда не разлюблю и теперь люблю тебя глубже и чище, чем тогда, но ведь я же понимаю, что для тебя это было… что ты на это можешь смотреть как на детское.

Евгений почувствовал себя великодушным и благородным.

– Детское! – воскликнул он с гордою усмешкою. – Ну, положим, я уже не был тогда ребенком. Я полюбил тебя на всю жизнь и никогда не разлюблю. Я вообще рано развивался. Как Лермонтов или Байрон. Многие находят, что я головою выше всех моих сверстников.

Шаня смотрела на него с восторгом. Он продолжал:

– Ты-то, Шанечка, конечно, была тогда еще совсем девочкою…

– Ну, положим! – недовольным голосом протянула Шаня. Евгений говорил:

– И я не осудил бы тебя, если бы ты увлеклась другим.

– Придумал тоже!

Даже засмеялась Шаня, – такою нелепою казалась ей мысль, что она может полюбить другого. Евгений продолжал, нежно пожимая Шанину руку:

– Но я могу любить только тебя, Шаня…

– Милый, милый! – воскликнула Шаня, целуя его щеку.

– И если бы ты мне изменила…

– О, я! Никогда!

– Я не знаю, способен ли бы я был перенести это горе. Я ждал тебя все эти годы. Как только я окончу курс, мы с тобою повенчаемся.

И в эту минуту Евгений совершенно искренно подумал: «К черту все расчеты! Живем только раз, а карьера и большие деньги не стоят того, чтобы на них променять любовь».

Помолчали, прижавшись друг к другу, нежно и сладко мечтая. По их счастливым глазам, устремленным одинаково в зеленую даль сада, можно было подумать, что они оба мечтают об одном и том же.

Шаня вздохнула тихонько, словно пробуждаясь от сладкого сна, и спросила:

– Женечка, отчего ты мне ничего не писал в последнее время? На лице Евгения вдруг мелькнула неприятная, жесткая, сладострастная улыбка. Но он подавил ее и заговорил нежно:

– Шанечка, зачем же бы я стал лишний раз навлекать на тебя неприятности! Ты же такая неосторожная, а твой отец…

Евгений не кончил и пожал плечьми. Шаня ярко покраснела. Она сказала зазвеневшим от слез и от обиды голосом:

– Противный! Ведь ты же знаешь, что из-за тебя я все снесу охотно и даже радостно.

Евгений обнял ее за талию и нежно сказал:

– Я знаю, милая Шанечка, что ты у меня герой, но все же подводить тебя под побои, под розги я не мог. Твой отец такой антик, что тебе и так, и без моих писем, боюсь, попадало не мало.

– Как ты не понимаешь, – говорила раскрасневшаяся Шаня, – что за твое письмо помучиться – мне было бы большим счастием! Пусть бы, пусть бы колошматили сколько хотят, а все-таки я знала бы, что ты обо мне думаешь!

Евгений улыбался. Он нежно обнял ее и сказал:

– Милая деточка!